Институциализированные международные режимы безопасности в Центрально-азиатском регионе

Прежняя моноцентричная геополитическая конструкция в современной Центральной Азии (ЦА), в которой управляла Россия, ушла в историю вместе с распадом СССР и новообразованный регион, как признают многие исследователи, стремительно стал подвергаться процессу геополитической плюрализации. В нем медленно развивается и усложняется система/подсистема международных отношений (МО), что происходит в контексте кардинальной смены социальных конструктов в МО, суть которой, в первую очередь, заключается в сломе традиционных подходов к практике МО. Сегодня состояние международных отношений очень быстро меняется.

Система отношений, сложившаяся недавно в своем современном облике между государствами в рамках региона, примечательна и своеобразна  по-своему. Свыше, чем десятилетняя история оказалась мало для того, чтобы новые независимые государства ЦА приобщились к новой обстановке, социализировались в системе МО. Этот отрезок времени оказалось мало для того, чтобы государства мира сформулировали свою внешнеполитическую концепцию по отношению к ним, и многие долго, довольно сдержанно относились к региону, его событиям и инициативам. Между тем хрупкий с точки зрения безопасности и стабильности Центрально-азиатский регион (ЦАР) остро нуждался в срочном активном вмешательстве внешних сил, в институционализацию сложившихся отношений. Начиная с 1992 г. в регионе началось новое формирование различных институтов (механизмов и режимов) безопасности, продолжающееся и по сей день. Учрежденные международные институты по обеспечению безопасности и стабильности, в контекст договоренностей которых входят международные режимы безопасности, начинают постепенно набирать силу в регионе. Становление институтов безопасности в регионе тесно переплетается с глобальной расстановкой сил и с формирующейся глобальной постбиполярной системы МО.

Что дают международные режимы  безопасности для государств ЦА в международном контексте? Рассмотрение региональной безопасности в Центральной Азии в ракурсе международных режимов безопасности дало бы продуктивный исследовательский результат, что способствовало бы выделению, осмыслению некоторых ее особенностей. Первичным условием подробного рассмотрения международных режимов является изучение их теоретических начал.

Исследование теории международных режимов безопасности берет начало с 70-80-х гг. Первыми у его истоков стояли представители либерального течения международно-политической теории. Общепризнанно, что они внесли огромный вклад в изучении политико-экономической ситуации 70-80-х гг., и впервые серьезно исследовали международные организации как весомые факторы и субъекты международных процессов. Эти старания закономерно стимулировали интерес специалистов к изучению международного сотрудничества. Многими исследователями было подчеркнуто, что механистическое описание международно-правовых институтов не в полной мере отражает их содержание, что вне поля зрения остаются «закулисные», неформальные моменты официальных договоренностей, процесс и процедура их согласования. Акцентировалось внимание и на том, что исследователям следовало бы рассмотреть правила, лежащих в основе международных режимов безопасности. Эти обстоятельства дали толчок переносу акцента с изучения международных организаций на анализ правил и представлений (международных режимов – С.Ш.), которыми руководствовались международные акторы [Сафронов.2003].

Наряду с либералистами к вопросу о международных режимах стали серьезно относиться представители школы политического реализма. Многие концепции международных режимов являются общим плодом исследования реалистов и либералистов [об этом, например: Joshua S. Goldstein.2004]. К числу видных западных исследователей международных режимов относятся Р. Аксерольд, С. Краснер, Р. Кохейн, Ф. Краточвил, Дж. Миршаймер, Дж. Най, Дж. Рагги, А. Стейн, О. Янг и др. [см.: Перечень литературы на англ. яз.], которые, собственно и основали теорию международных режимов.

В российской политологической науке проблемами международных режимов безопасности (на примере АТР) занимается проф. В.Е. Петровский. В своей работе «Азиатско-тихоокеанские режимы безопасности после «холодной войны»: эволюция, перспективы российского участия» автор сосредоточился преимущественно на политических аспектах обеспечения военной безопасности в АТР.

Как явствует из некоторых источников, полный набор понятийного аппарата международных режимов далеко еще не сформировался. Многие ученые признают, что в литературе, не существует единого определения международного режима [Введение в теорию МО…2001. с.83]. Впервые понятие международные режимы использовал в 1975 г. Дж. Рагги, который дал им классическое определение: «международные режимы являются набором взаимных ожиданий, правил, планов, организационных и финансовых установлений, принятых группой государств» [по изложению: Петровский.1998. с. 57].

В период своего понятийно-содержательного становления международные режимы стали объектом острых дискуссий между неолибераламы  и неореалистами. Неореалисты указывали на то обстоятельство, что:

1.             существование режима связано с серией предшествующих переговоров, инициированных в целях дальнейшего сотрудничества. Следовательно, не режим стимулирует сотрудничество, а сотрудничество лежит в основе режима и является следствием установленного режима;

2.             если правила распределения выгод от сотрудничества, существовавшие до установления режима или в его рамках, не учитывают исходного (до установления режима) положения более сильных государств  и не способствуют его сохранению и укреплению, то никакие выгоды от сотрудничества не побудят их к согласию на создание режима или к соблюдению правил режима, если он установлен ранее;

3.             данная теория (международных режимов – С.Ш.) не уделяет должного внимания вопросам власти и силы в международных отношениях и что именно распределение силы в международном масштабе составляет основу режимов [Международные отношения…2004. с.58]..

Нормы и правила международных режимов, считают неореалисты, действует постольку, поскольку существует баланс сил. Они чувствительны ко всяким изменениям баланса сил, который существует в рамках международных режимов [Международные отношения…2004. с.58].

Иными словами, категорий силы и мощи имеют большое значение в становление и развитии международных режимов безопасности.

Несмотря на поверхностно консенсусный характер международных режимов безопасности, в них проявляется иерархическая структура взаимоотношений между участниками. Международные режимы безопасности, в которых участвует мощная держава, достаточно сильно влияют на международную деятельность других государств и некоторых субъектов международной жизни и, таким образом, на всю систему международных отношений. Для малых государств это является дилеммой, когда вне режимных рамок им грозит анархия, а внутри них приходится подчиниться иерархической системе. Великие державы по мере необходимости навязывают свою волю менее слабым по мощности странам и определяют тем самым содержания, параметры и структуры международных режимов безопасности. Вышестоящие в подобной иерархии государства в реализации своих целей пользуются различными средствами и инструментами. Как указывает В. Е. Петровский, в рамках режимов одни участники добиваются безопасности, другие - автономии. Более сильная держава обеспечивает безопасность для менее сильных, увеличивая тем самым автономию принятия решений; слабая региональная держава получает гарантии безопасности в обмен на обещание следовать политическому курсу более сильной державы [Петровский. 2004].

Режимы безопасности, в силу отсутствия своей прямой кодификации, являются очень слабоустойчивыми институтами. Даже малое изменение политики безопасности государство, участвующего в том или ином международном режиме безопасности, например, легко может нарушать его функционирование и даже в состоянии разрушить его. Выход, например, Узбекистана из Ташкентского договора нанес значительный политический и военный ущерб режиму безопасности этой группировке.

Международные режимы способствуют поддержанию атмосферы транспорентности и предсказуемости в системе МО и благоприятно отражаются их динамике. Как отмечает современный исследователь-международник Дж. Гольдштейн,  международные режимы обеспечивают (международную – С.Ш.) стабильность в отсутствие мирового правительства [Goldstein. 2004. p. 120]. Государства создают или присоединяются к режимам в целях создания условий для долговременного сотрудничества, иногда даже в ущерб своим интересам.

Другой исследователь режимов Оран Янг считает, что международные режимы – это социальные институты, управляющими действиями заинтересованных сторон (или принятые наборы действий). Как и все социальные институты, они признаны образцами поведения или практикой, вокруг которой сходятся ожидания сторон [Young. 2004. p. 732]. Они предполагают наличие субъективного - человеческого фактора в процессе принятия того или иного решения. Но, тем не менее, международные режимы уменьшают опасения о том, что другие участники  нарушат ранние согласованные договоренности и являются гарантом выполнения различных соглашений. Режим, по мнению О. Янга, устанавливается государством или производной от него международной организацией и распространяется также на частные компании [По изложению: Введение в теорию МО…с.84].

Международные режимы появляются тогда, когда возникает взаимодействие сторон в результате согласования интересов, целей и ценностей разнообразных игроков, основывающих на совместном принятии решений. Типичным примером режима является собственно общество в том или ином государстве. Общество, основанное на договоре его граждан, в том числе и о возможности использования силы для разрешения споров, образует режим в силу того, что оно ограничивает свободу поведения своих граждан [Введение в теорию МО… 2004. с.84]. В отличие от общества, которое существует в поле государственной деятельности, государство находится на арене, где в той или иной мере пока еще равный над равным не имеет силу и действует принцип суверенного равенства.

В широком смысле международные режимы безопасности являются обязательной составной частью международных институтов по обеспечению комплексной безопасности. Но как отмечают некоторые исследователи, само понятие международного режима постепенно уступает место понятию международные институты, что расширяет возможности анализа формирования правил сотрудничества между государствами [Международные отношения…2004. с.59]. Еще на заре исследовательских изысканий по режимам многие спорные положения часто приводили к подмене понятийного аппарата. И лишь введение понятия “международные институты” рассматривалось как один из способов преодоления этих трудностей. Как указывает М. Сафронов, именно неореалист Дж. Миршаймер дал институтам удовлетворяющее определение: институты – это набор правил, определяющих способы осуществления отношений сотрудничества и конкуренции между государствами [Сафронов.2003]. Артур Стейн дополняет эту мысль, считая, что международные организации могут функционировать как режимы. Для нас же важно знать на основе каких международных организаций функционируют те или иные модели режимов безопасности в регионе ЦА?

В ЦАР существуют различные модели международных режимов безопасности. Важно отметить то, что практически большинство из них инициированы и сформированы внерегиональными участниками, а государства ЦА являются или соучредителями или же участниками этих режимов.

Свершившимся фактом постсоветской реальности является «соразмерное» участие в различных центрально-азиатских делах наряду с РФ США и КНР. Регион отчасти является одним из индикаторов, определяющий характер взаимоотношения между собой великих держав. События 11 сентября изменили подходы вышеназванных государств к глобальной и региональной безопасности, в частности и к региональной безопасности в ЦА. Беглый просмотр сложившейся обстановки в ЦА может выявить двух латентно «конкурирующих» параллелей – «менеджеров» в региональной безопасности. Конкуренция проявляет себя в какой-то коллизии традиционного и нового арбитров в регионе, коим выступают преобразованная Россия и США [Схожее мнение изложила: Малышева. 2004. с.56]. Естественно по многим параметрам эти параллели имеют точки соприкосновения, но общие позиции и взгляды на обеспечение безопасности в регионе у них расходятся. Но стоит отметить, что поведение великих держав в регионе не хаотично и имеет определенную логику. Оно в большинстве случаев согласовано, что отражает режимную характеристику. Современная Россия предпочитает вновь углубить возможности своего присутствия в регионе вместе или без КНР. В одностороннем порядке РФ оказалась бы младшим партнером КНР, и присутствие США после 11 сентября 2001 г. дало ей возможность «нейтрализовать» ее. Соперничать РФ (курсив С.Ш.) с Америкой, - как пишет З. Бжезинский, - было бы бесполезно, а заключить союз с Китаем означало бы подчиниться ему [Бжезинский.2004. с.137].

Параллель, представленная США своеобразна по своему содержанию и заключается в том, что они воздерживаются от участия в многосторонних региональных структурах и механизмах безопасности. Ко многим подобным структурам под своим патронажем, США относятся не так настойчиво. Это касается и Центрально-азиатского батальона (объединенные вооруженные силы Узбекистана, Казахстана и Кыргызстана под эгидой НАТО) и ГУААМ. Как показывает практика, США больше опираются на двухсторонние механизмы взаимодействия со странами региона. Они заинтересованы в стабильности и, по мнению помощника секретаря по делам Европы и Евразии Е. Джонса, США имеют несколько стратегических интересов в Центральной Азии. Это:

безопасность, включающая борьбу против терроризма, незаконного оборота наркотиков и содействие в нераспространение ОМУ;

энергетический вопрос, касающийся транспортировки каспийского нефти и газа в глобальный рынок;

внутренняя реформа, затрагивающая демократических и рыночно-экономических и других вопросов [Jones.2003].

Единственным пока формально стратегическим партнером США в регионе является Узбекистан, с которым подписан договор о стратегическом партнерстве, хотя ранее – в 1994 г. была подписана Хартия о демократическом партнерстве с Казахстаном. Вторым подспорьем военно-политическому присутствию США в ЦА является Афганистан, где слабо, но медленно укрепляется их позиция. Это дает им большие перспективы для усиления своего присутствия в регионе.

Однако, несмотря на параллельность действий в регионе, определенные рамки международного режима безопасности существует, например, между США и РФ, что частично отражено в Совместной декларации Президента В.В. Путина и Президента Дж. Буша о новых стратегических отношениях между РФ и США [Об этом пишет и Петровский. 2004.с.141-143]. В ней зафиксировано, что Россия и США признают общий интерес в ЦА в стабильности, суверенитете и территориальной целостности всех государств этого региона и отвергают несостоятельную модель соперничества «великих держав», которое может усилить конфликтный потенциал в этом регионе [см.: Совместная декларация Президента…2003. Т. IV. с. 460-461]. Подчеркивалось сотрудничество и взаимодействие США и РФ в этом регионе неоднократно во время выступления официальных лиц. Естественно это еще не говорит о том, что большинство позиций по ЦАР совпадают у РФ и США. З. Бжезинский, например, считает, что в процессе обустройства Мировых Балкан (включая Центральную Азию – C.Ш.)[1]. Америке нечего ждать от России и стоит рассчитывать только на подлинного партнера – Европу [Бжезинский. 2004. с.94-95]. Стратегии нынешней России и стратегия США пока совпадают по вопросу Афганистана. Но стратегические цели и задачи США (стратегия перемалывания США Евразии по А. Д. Богатурову) и РФ (стратегия тесного реинтегрирования пространства СНГ) диаметрально противоположны. РФ заявила только о своей поддержке действий США по искоренению очага терроризма и экстремизма в Афганистане и дальнейшей стабилизации в нем в рамках антитеррористической коалиции. РФ подключилась к переговорному процессу с республиками ЦА для предоставления США военных и гражданских аэродромов. Это была вынужденная мера, и потому военно-политическое присутствие США в регионе стимулировало РФ активизировать свои действия и укрепиться в нем. Россия создала в 2003 г. военный аэродром в г. Кант (Кыргызстан) и подписала в 2004 г. комплекс договоров и соглашений с Таджикистаном, имеющих обоюдный стратегический характер.

Создание антитеррористической коалиции во главе с США стало одним из проявлений глобального международного режима безопасности (в том числе и в ЦА), в основу которого в период его зарождения лег лозунг, озвученный Дж. Бушем-мл.: «кто не с нами, тот против нас». Естественно контекст данного лозунга означал жесткое подавление США всяких других – параллельных или противоположных действий. Антитеррористическая кампания, начавшаяся после сентября 2001 г. по логике своей формы и содержания четко показывает сложившийся мировой порядок, и она имеет все основания предопределять будущее США как мирового гегемона. И поэтому в США считают, что «стоит антитеррористической миссии потерять смысл – потому ли, что терроризм исчезнет, потому ли, что американцы устанут либо утратят чувство общей цели – глобальной роли Америки быстро настанет конец» [Бжезинский. с. 17].

Двухсторонний механизм сотрудничества в регионе между РФ и КНР косвенно упомянут в Договоре о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве между РФ и КНР от 16 июля 2001 г., в котором говориться: «Договорящиеся Стороны всемерно способствуют укреплению стабильности, утверждению атмосферы взаимопонимания, доверия и сотрудничества в регионах (подчеркнуто автором.), прилегающих к их территориям и содействуют усилиям по созданию в этих регионах соответствующих их реалиям многосторонних механизмов взаимодействия по вопросам безопасности и сотрудничества» [см.: Договор о добрососедстве…Ст. 14. 2003.Т.IV. с.525]. КНР заинтересована в ЦА и с геоэкономической (как один из больших мировых потребителей нефтепродуктов) и с геополитической точек зрения (как возможно будущая великая держава).

Государства региона предпринимают попытки максимально извлечь выгоду из двухсторонних и многосторонних отношений с другими региональными державами и США и при этом сохранить баланс во взаимоотношениях с ними. В условиях центрально-азиатской реальности представляется абсурдным придавать тому или иному государству абсолютный приоритет. Модели международных режимов безопасности в контексте некоторых международных режимов в Евразии подробно изложены В.Е. Петровским [Петровский. 2001. сс. 25-36].

Модели международных режимов безопасности представлены в регионе следующими международными институтами:

1.      Система ООН;

2.      Организация по Безопасности и Сотрудничеству в Европе (ОБСЕ);

3.      Содружество Независимых Государств (СНГ);

4.      Организация по Договору о коллективной безопасности (ОДКБ);

5.      Шанхайская Организация Сотрудничества (ШОС);

6.      Совет Евро-Атлантического Партнерства (СЕАП) и программа «Партнерство ради мира» (ПРМ) НАТО;

7.      Совещание по взаимодействию и мерам доверия в Азии (СВМДА).

В рамках данных и других режимов, действующие режимы безопасности в ЦАР образовывают многоформатную и разноуровневую политику по обеспечению безопасности. Все вышеуказанные международные институты являются взаимосвязанными и взаимодополняемыми элементами международных режимов безопасности в регионе. Субъекты международных отношений в ЦА, сотрудничая на разных уровнях и форматах, согласовывают свою политику с другими региональными и нерегиональными участниками, международными институтами, регламентируют свое поведение. Многообразие международных режимов безопасности обеспечивает в той или иной степени акторов различными инструментами воздействия на другие государства. Каждая организация имеет специфический характер и свою концепцию международной безопасности в регионе (см. таб. 1).

            Таб. 1

		Тип концепции или модель международной безопасности	характер организации
1	Система ООН	Общая и кооперативная безопасность	универсальный, рекомендательный и обязывающий (напр., санкций, принуждению к миру)
2	ОБСЕ	Общая и кооперативная безопасность	Невоенный, совещательный, рекомендательный
3	СНГ	Кооперативная и коллективная безопасность	Многофункциональный, невоенный, рекомендательный
4	ОДКБ	Коллективная безопасность	Военно-политический, обязывающий
5	ШОС	Кооперативная безопасность	Многофункциональный, рекомендательный
6	СЕАП, ПРМ (НАТО)	Кооперативная безопасность	Военный, рекомендательный
7	СВДМА	Кооперативная безопасность	Совещательный, рекомендательный

 

Одним и пока единственным глобальным международным центром согласования политики государств является система ООН. Многоструктурная система ООН охватывает одновременно несколько международных режимов. Многие специализированные учреждения ООН участвуют в обеспечении социально-экономической, духовно-культурной и информационной безопасности государств мира, в т.ч. ЦАР. Лишь единожды миротворческие силы от имени ООН (Миссия наблюдателей и миротворческие силы ООН в Таджикистане) участвовали в урегулировании межтаджикского конфликта. Практически во всех государствах ЦА реализуются Программа Развития ООН, Всемирного Банка, МВФ, УВКБ ООН, МОМ, МОТ, ЮНЕСКО и др. Система ООН принимает участие в комплексной стабилизации положения во всех сферах жизни и деятельности государств ЦА. Площадка ООН служить активным полем для обсуждения многих вопросов, касающихся государств ЦА, что образовывает режимный формат в рамках ООН.

            Другим важным механизмом безопасности в регионе является ОБСЕ – единственная европейская организация в этой области, в которую включены государства Центральной Азии в силу исторических причин. ОБСЕ является форумом для государств-участников и способствует в какой-то мере также достижению безопасности и стабильности в регионе, поддержанию тесных связей с европейскими государствами. ОБСЕ, как и ООН не имеет военной составляющей, и многие ее документы носят рекомендательный характер. Важной вехой в развитии организации стало подписание участниками “Парижской хартии для новой Европы”, “Хартии европейской безопасности” и “Лиссабонской декларации по модели общей и всеобъемлющей безопасности для Европы в ХХI веке”. Многие ее положения отражают принципы-цели (твердая приверженность демократии, единое пространство безопасности), нормы (безопасность, основанная на сотрудничестве) и правила (не укреплять свою безопасность за счет безопасности других) режимов безопасности. В 2003 г. была разработана Стратегия противодействия угрозам стабильности и безопасности в ХХI веке, призванная, по мнению бывшего министра иностранных дел РФ И.С. Иванова, стать «дорожной картой», определяющей повестку дня для ОБСЕ на предстоящие годы. Уникальность ОБСЕ заключается в ее принципиальном акценте на общую и кооперативную безопасность. После распада биполярной системы МО ОБСЕ значительно потеряла свой вес, и сегодня РФ и многие бывшие республики СССР настаивают на восстановлении былого авторитета этой организации. Страны СНГ систематически выражают непонимание того, почему деятельность в гуманитарной сфере сводится к мониторингу ситуации в области прав человека и строительству демократических институтов на пространстве СНГ и Югославии. По их мнению, выборочное повышенное внимание к одним странам при игнорировании проблем в других государствах-участниках является нарушением мандата ОБСЕ и свидетельствует о наличии в Организации практики двойных стандартов и селективных подходов, нежелании учитывать реалии и особенности отдельных государств [см.: Заявление государств-участников…2004]. Острым кризисом во взаимоотношениях со странами СНГ стало небрежное и неадекватное, по их мнению, отношение ОБСЕ к украинским событиям в ноябре 2004 г. В системе ОБСЕ сегодня наблюдается явный диспаритет «трех корзин». Правовые вопросы ОБСЕ активно притесняют социально-экономических и военно-политических вопросов.

Все государства региона входят в интеграционное поле СНГ, которое помогает поддержать некоторые старые связи и противодействовать быстродействующим центробежным силам в рамках постсоветского пространства. СНГ, как организация, позволила цивилизованным путем выйти из состава СССР и сохранить в той или иной степени интеграционное поле. Это не дало ход окончательному раздроблению интеграционного пространства бывшего СССР и превратить его в Большие Евразийские Балканы. СНГ конечно не имеет реальный политический вес, в том числе и для самих участников, но многие договоренности позволяют вести равноудаленную или равноблизкую политику по вопросам безопасности. Например, статья 11, раздел III Устава СНГ гласит, что государства-члены проводят согласованную политику в области международной безопасности, разоружения, контроля над вооружениями, строительством вооруженных сил и поддерживают безопасность в Содружестве, в том числе с помощью групп военных наблюдателей и коллективных сил по поддержанию мира. Со временем, вероятно, понятие СНГ будет использовано в географическо-пространственном контексте, а его место займут более устойчивые и действующие организации.

            Отдельным механизмом обеспечения безопасности является ОДКБ (в прошлом ДКБ и Ташкентский договор), в которую входят такие центрально-азиатские страны, как Казахстан, Кыргызстан и Таджикистан. ОДКБ представляет модель регионального режима коллективной безопасности. В 1999 г. из него вышел Узбекистан, ссылаясь на его бездейственность в период активных военных действий Исламского Движения Узбекистана против республики в южном и юго-восточном направлениях. По началу ОДКБ являлся важным сдерживающим фактором для нестабильного Афганистана, позже институциализировалась как организация по обеспечению коллективной безопасности и обороны. ОДКБ является в какой-то степени гарантом международной безопасности для вышеназванных государств, но в начале ее зарождения ее единство было ослаблено межгосударственными трениями некоторых участников (война между Арменией - Азербайджаном). Даже Ташкентский договор, согласно которому страны-участницы обязались воздержаться от практики применения силы и угрозы силой, разрешать все разногласия между собой и другими государствами мирными средствами (Ст. I. Т. IV), не в состоянии был разрешить эту ситуацию во взаимоотношениях между странами-участниц. В составе ОДКБ входят Коллективные силы быстрого реагирования, основанные на базе 201 мотострелковой дивизии Министерство Обороны РФ (Таджикистан) и их авиационный компонент (Кыргызстан). 

            Относительно новым международным институтом по обеспечению безопасности в регионе является недавно созданная организация – ШОС (в прошлом Шанхайская пятерка). ШОС является самой крупной по охвату в Евразии организацией. У истоков данной организации в свое время стояли РФ и КНР, которые позже стали рассматривать ее в качестве важнейшего инструмента утверждения на евразийском континенте, прежде всего в Центральной Азии, мира, безопасности и сотрудничества – основных факторов будущего строительства многополярного миропорядка, основанного на международном праве [см.: Совместная декларация РФ и КНР…2004]. Позже в 1996 г. к Шанхайским соглашениям присоединились Казахстан, Кыргызстан и Таджикистан, а с 2001 г. Узбекистан. Изначально ШОС (Шанхайская пятерка, форум) ограничивалась вопросами о мерах доверия (1996 г.) и взаимном сокращении вооруженных сил (1997 г.) в районе государственных границ. Позже сконцентрировалась на решении вопросов стабильности и мерах доверия в регионе (1998 г.), борьбе против национального сепаратизма и экстремизма (1999 г.). Несомненно, югославские события 1999 г. сильно отразились на деятельности организации, и поэтому Бишкекская (1999 г.) и Душанбинская деклараций (2000 г.) содержат в себе отношение участников к тенденциям развития гегемонизма (США) в практике современных международных отношений. В 2001 г. была формально создана ШОС, а в 2002 г. была принята ее Хартия и Соглашение о Региональном антитеррористическом центре (РАТЦ) в г. Бишкеке, в 2003 г. был учрежден Секретариат ШОС в г. Шанхае и переведен РАТЦ из Бишкека в Ташкент.

Таким образом, эволюционируясь от приграничных вопросов к политическим и экономическим вопросам, ШОС может послужить эффективным инструментом согласования и координации тактической и стратегической политики КНР с ЦАГ и РФ. Режимный механизм на примере ШОС несет в себе большой потенциал и имеет широкие перспективы.

Взаимодействие в рамках Совета Евро-атлантического Партнерства и дополняемой его Программы «Партнерство ради мира» (ПРМ) НАТО также является важной составляющей системы региональной безопасности ЦА. Сегодня в них активно участвуют все государства региона. Программа ограничивается пока некоторым переоснащением вооруженных сил новых независимых государств, обучением их состава, обменом информации и т.д. Ее режим безопасности зиждиться в первую очередь на прочном фундаменте американского влияния. Планируется дальнейшая активизация работы данной программы и возможно, ее трансформация в более активно действующего механизма по обеспечению безопасности. К настоящему времени военная составляющая НАТО имеет несколько флангов военного базирования, в том числе и в юго-восточном направлении, т.е. в Афганистане. Она позволяет дополнять сотрудничество с Центрально-азиатскими государствами и постталибским Афганистаном. Войска, находящиеся в рамках НАТО в Афганистане оказались там надолго и прочно, и в перспективе ближайших десятилетий вопрос о возможном их выводе из этой страны выглядит сомнительным. К этому времени Афганистан станет одним из важнейших геополитических коридоров в азиатском субконтиненте, и тогда залогом стабильного управления транспортировкой энергоносителей и безопасности в зоне к северу от Индийского океана выступят подконтрольные США и частично ЕС войска НАТО.

Будущее режима безопасности Программы ПРМ НАТО весьма непредсказуемо как для государств региона, так для РФ и КНР. Распространение революционных волн (подобных грузинской и украинской революции) на территории постсоветского пространства вызывает сомнение на счет среднесрочного статуса кво в регионе. 

Отдельным совещательным форумом по вопросам безопасности в Азии является Совещание по взаимодействию и мерам доверия в Азии (СВМДА), инициированное в ноябре 1992 г. на 47-ой сессии ГА ООН Президентом Казахстана. Оно является неким аналогом ОБСЕ, но с более слабо выраженной формой и содержанием. Совещательный характер форума пока до конца четко не выделен в его многообразном окружении. В его состав входят 16 государств-участников (десять из которых являются мусульманскими странами) и 10 государств-наблюдателей. В сентябре 1999 г. министрами иностранных дел государств-участников СВМДА был подготовлен и принят проект Алматинского акта (Декларация глав-государств СВМДА) и в ноябре 2001 г. подписан в первом созванном саммите глав государств 16 участников.

Процесс институциализации СВМДА пока идет очень медленными темпами и это обусловлено различными субъективными и объективными факторами. Участниками совещания, например, являются Индия и Пакистан, Израиль и Палестина. Принципиальное несогласие по ключевым вопросам усложняет переговорный процесс становления форума, как постоянного действующего международного института. СВМДА в перспективе могло бы стать больше, чем азиатским аналогом ОБСЕ в случае, если в нем будут заинтересованы ведущие государства субконтинента. На фоне противостояния и возрастающего усиления мощи КНР и Индии механизм СВМДА послужил бы хорошей платформой для смягчения полувекового трения между ними. При сохранении нынешней политической обстановки в мире и постепенно слабеющем влиянии ОБСЕ, СВМДА, возможно, не сможет выполнить возложенную на него миссию.

В заключении необходимо отметить:

1.      существующие режимы безопасности в институциализированном виде показывают, что в современном глобализирующемся мире концепции коллективной безопасности или гегемонистской стабильности не в состоянии обеспечить комплексную безопасность. Потому имеется необходимость в использовании концепции кооперативной безопасности. Этого подтвердили события 11 сентября, когда налицо была слабость и уязвимость самой великой державы – США;

2.      характер и способы взаимодействия режимов безопасности в регионе по-прежнему будут определяться балансом сил, создаваемым такими державами, как Россия, США, КНР и возможно Иран, Турция, Пакистан, Афганистан, ЕС и Индия. Они в состоянии выстраивать нужную для себя, в первую очередь, конфигурацию или иерархию в рамках созданных ими или другими государствами режимов безопасности;

3.      в рамках вышеизложенных и других международных режимов безопасности, действующие в ЦАР, образовывают многоформатную и разноуровневую политику по обеспечению безопасности. Вышеуказанные институциализированные режимы безопасности в ЦАР и связанные с ним регионы регулируют и регламентируют поведение государств и снижают в какой-то мере анархию во взаимоотношениях между ними;

4.      большое количество режимов говорит о поиске оптимальной модели и этапе эволюции международных режимов безопасности в регионе. Многие параметры режимов в лице международных институтов дублируют друг друга, что снижает эффективность их деятельности. Дублирование имеет определенное преимущество в том отношении, что связывает соседние государства в рамках ЦАР. Это дает возможность системе международных отношений и государствам региона повлиять на того или иного субъекта. Если, например, Ташкент не участвует в ОДКБ, то возможно влияние на его международное поведение посредством ШОС;

5.      существующие международные режимы безопасности в ЦА позволяют сохранить статус кво и баланс сил в регионе и не дают возможность Узбекистану и Казахстану превзойти друг друга.

6.      в ЦАР, несмотря на избыточность международных режимов безопасности, вероятнее всего, еще будут создаваться другие режимы безопасности для поддержания стабилизации в регионе. К этому времени государства региона завершат поиск модели магистрального развития и вступят в более «зрелый возраст» в международных отношениях.

Список литературы:

1.      З. Бжезинский Выбор: мировое господство или мировое лидерство / Пер. с англ. – М.: Международные отношения, 2004.

2.      Введение в теорию международных отношений и внешней политики: Учеб. Пособие / Н.А. Ломагин (рук. авт. колл.), В.Е. Кузнецов и др. – СПб. «Издательский дом «Сентябрь». 2001 г.

3.      Договор о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве между РФ и КНР // Внешняя политика и безопасность современной России. – М. 2003.

4.      Договор о коллективной безопасности // Внешняя политика и безопасность современной России. – М. 2003.

5.      Заявление государств-участников СНГ относительно положения дел в ОБСЕ. Москва, 3 июля 2004 г. // Дипломатический вестник. 7/2004

6.      Д. Малышева в статье «Центральная Азия и Южный Кавказ: региональная безопасность в эпоху нового миропорядка» // Центральная Азия и Кавказ, №2(32), 2004.

7.      Международные отношения: теории, конфликты, организации: Учеб. пос. / Под ред. проф. П.А. Цыганкова. – М.: Альфа-М., 2004.

8.      Петровский В.Е. Азиатско-тихоокеанские режимы безопасности после «холодной войны»: эволюция, перспективы российского участия. - М.: Памятники исторической мысли, 1998.

9.      В. Петровский Новые парадигмы безопасности Евразии (http://www.rau.su/observer/N4_2004/4_02.htm)

10. В.Е. Петровский  Роль политико-дипломатических средств в обеспечении Евразийской безопасности // Безопасность в Европе: новые вызовы и проблемы: Сборник научных трудов. – М.: МГИМО(У) МИД РФ, 2004.

11. В. Петровский Россия и безопасность Евразии. Региональные режимы безопасности в Центральной Евразии на рубеже ХХI века // Проблемы Дальнего Востока, № 2, 2001.

12. М. Сафронов Современные подходы к изучению международных отношений // Международные процессы (http: // www.intertrends.ru//one/006.htm).

13. Совместная декларация Президента В.В. Путина и Президента Дж. Буша о новых стратегических отношениях между РФ и США от 24 мая 2002 г. // Внешняя политика и безопасность современной России. – М. 2003.

14. Совместная декларация РФ и КНР, принятая В. Путиным и Х. Дзиньтао 14 октября 2004 г. в Пекине  (http://www.ln.mid.ru/brp_4.nsf/sps/723D6C718186E6CAC3256F2E0023EC0C).

15.  Перечень литературы на англ. яз.: Axerold, R., R. Keohane “Achieving Cooperation under Anarchy: Strategies and Institutions” // World Politics, v. XXXVIII, №1 (October 1985), pp. 226-254; Keohane R. Neoliberal institutionalism: A perspective on world politics // Keohane R.O. (ed.). International Institutions and State Power: Essays in International Relations Theory. Boulder, 1989; Krasner, S. “Structural causes and regime consequences: regimes as intervening variables” in International Regimes S. Krasner (ed.) (Ithaca and London, Cornell Univ. Press, 1983); Krasner S. D. (ed.). International Regimes. Ithaca, New York: Cornell University Press, 1983; Kratochwil, F., Ruggie, J. “International Organization: A State of the Art and an Art of the State” // International Organization. 1986. 40 (4). pp. 753–775; Mearsheimer, J. J. “The False Promise of International Institutions” // International Security. 1994. 15 (3): 5–49; Nye, J.  “Nuclear learning and U.S.-Soviet security regimes” // International Organization. 1987. 41 (3): 371–402; Ruggie, G. J. “International regimes, transactions and change: embedded liberalism in the postwar economic order” in Stephen D. Krasner (ed.) International Regimes (Ithaca and London, Cornell Univ. Press, 1983); A. Stein Coordination and Collaboration: regimes in an Anarchic World. Neorealism and Neoliberalism: the contemporary debate. Young, O. International Cooperation: Building Regimes for Natural Resources and the Environment. Ithaca: Cornell University Press.1989.

16. Joshua S. Goldstein. International relations. 5^th editions. American University, Washington, D.C. 2004.

17.  A. Elizabeth Jones Central Asia: developments and the administrations policy (http://state.gov/p/eur/rls/rm/2003/25798.htp).

18. Oran R. Young. Regime dynamic. The rise and fall of international regimes // International Relations. Critical concepts in political science. Ed. by A. Linklater. L. - N.Y. Vol. 2. 2004.

 

Сулаймони Шохзода,

аспирант кафедры «Востоковедения»  МГИМО МИД РФ.

Домашний адрес: Москва, ул. Винницкая, 17-149. Тел.: 931-54-64

Рабочий адрес: Москва, пр. Вернадского 86, кафедра Востоковедении